От подъема до отбоя - Валерий Рогожин

Буквально насильно какие-то девахи тащат в вестибюль клуба на танцы. Дансинг по-научному. Какая все-таки нищета в нашей глубинке. Фойе стоит голое, без занавесок, как будто ободранное. Для танцев завели радиолу. Кипа старых пластинок. «Две девчонки танцуют танцуют на палубе Звёзды с неба летят на корму», «Сегодня праздник у девчат: Сегодня будут танцы!», «Я встpетил девушку, полумесяцем бpовь»

Среди пластинок (Боже, а вдруг эти пластинки – антикварные редкости и стоят бешеных денег?) нахожу знаменитого черного кота «Жил, да был Черный кот за углом». Ну-ка, где мои 17 лет, как там в ДК мы твист бацали?

Твист у меня получился от души. Поддержали еще трое наших. Только что была усталость, разбитость. Хотели спать, ни на что не было сил. Где все это. Где больные руки и ноги. О, юность, о, молодость!

Вот и деревенские девчонки с нами в компании. Со мной рядом Оксанка. Какая симпатяга. А зачем мне Оксанка? У меня есть Татьянка или Танюшка, голова едет. Водки, кажется, этим вечером не пили. А если пили, то, скорей всего, не много. Но точно не помню. А рассказать мне никто не захотел. Проснулся я у Оксанки. Но здесь, похоже, ничего не было. По крайней мере вид у нее был не очень довольный, а может просто не выспалась?

Наш коллектив строился на завтрак. Старлей был помятый, словно по нему проехала танковая рота, сержанты напоминали грибы-сморчки, прапорщик, которого очень долго искали по деревне, казался грибом-строчком. Может быть я уже начал ошибаться и все было наоборот. Прапор был грибом-сморчком, а сержанты казались строчками, но это совсем не принципиально.

Все по старой программе. Завтрак с усилием и нехотя. Или нехотя, но с усилием. Автобус и дорога.

«Мы едем, едем, едем в далекие края». Наконец-то. Одиннадцать часов и мы приехали в последнюю деревню.

«Вот моя деревня, вот мой дом родной…»

Здесь нас тоже ждут с нетерпением. И все по обычному расписанию. Концерт. Маленький зал, мало народа, в основном бабульки почему-то. Но слушают внимательно, и тщательно, и старательно аплодируют. Ну, как таким зрителям гнать халтуру, как не постараться для этой старости, которая всю жизнь не видела ничего кроме земли и навоза, для которой наш концерт – вселенский праздник! Нет, не получатся из нас профи!

Стараемся. С одной стороны нужно побыстрее, чтобы успеть в часть засветло, чтобы не пролететь с ужином, чтобы вовремя лечь спать. А с другой стороны, как обмануть этих бабулек, которые ждали, оказывается, нас три дня и доверчиво пришли на концерт мастеров (!)

Наконец-то закончили. Худо-бедно, а в два часа уложились. Собираем инструмент, складываем все имущество. Если что-нибудь забудем, сюда уже никто второй раз не поедет.

Теперь обед. К пище мы полностью равнодушны. За прошедшие дни напились и наелись с избытком и в колхозных столовых и миленки накормили всех. Надолго хватит.

Нет, видимо с обедом придется погодить. Прапорщик нарисовался и поступила команда не расходиться. Так и есть! Прапор есть прапор! Прапор без выгоды нигде не бывает. Нашел какой-то груз в колхозном гараже, который пришел сюда по ошибке. Тут же прапорщик договорился поменять эти колхозные ящики на какие-то ящики в части. И теперь нам нужно погрузить все, что отдал колхоз на грузовик, чтобы забрать с собой.

Работа не очень большая, но выматывает до конца. Теперь обед, потом домой.

Вернулись мы в часть к полуночи. Ужин нам правда оставили. Но весь ужин был холодный, как дохлая лягушка, и есть такую еду после любовно поданных деревенских блюд никто не захотел.

Больше никуда мы не ездили и концерты нигде не давали. Но и за эти концерты, говорят, писали про воинскую часть в нескольких местных газетах и командиру полка была объявлена благодарность и не одна. Правда еще позже спохватились и на всякий случай объявили ему выговор, но это уж совсем потом. А мы вот так стали почти работниками искусства, претворяющими в жизнь большевистский лозунг: «ИСКУССТВО В МАССЫ!»

10. Большая рука должна быть выше левой

Внешний вид проверили? Воротнички, ремни, портянки правильно намотаны?

Крепость табурета проверяют о голову.

Как же вы готовили людей к штатной стрельбе, если даже прически не проверили?

Это вы так к проверке готовитесь? У вас уже второй день лужа из-под дверей торчит.

Так не шатко, не валко проскочили полгода. А что такое полгода? Шесть авансов, шесть зарплат. Шесть раз сходить с бригадой по пиву. На гражданке всего – ничего. Но в армии это срок. Это время, за которое салага взрослеет и становится черпаком. Это время, за которое становится вполне ясно кто здесь свой, кто чужой, кто лезет вперед за поощрениями и лычками, кто стучит, а кто крысятничает. Это время, за которое из курсанта делают сержанта. Для солдата-первогодка это очень большой срок.

В этот срок с успехом свободно поместились два десятка караулов, в которые ходила наша батарея. Вероятно о них не стоило бы вспоминать, как не вспоминаю я о кухонных и прочих нарядах, дневальствах и дежурствах. Но один из нарядов был с проверкой. Должны были приехать проверяющие то ли из дивизии, то ли даже из армии. Приехать они должны были неожиданно, так сказать сюрпризом и для командиров, и для курсантов и неожиданно начать проверку. Поэтому, об их приезде за неделю знала вся часть.

Рассказывали, что в состав комиссии входит генерал Чапаев. Это был не кто-нибудь и не просто так. Это внук самого Чапаева. Василия Ивановича Чапаева – героя гражданской войны. Нынешнее поколение знает о Чапаеве только из анекдотов, да и то не все, а самые продвинутые, а в наше время кто это такой мог ответить даже детсадовец, дошкольник старшего возраста. Для нас же, для солдат, для курсантов это был герой и почти сверхчеловек. Поэтому и его внук заведомо должен был отличаться от простых смертных.

По рассказам генерал Чапаев был службист до мозга костей. И днем, и ночью у него на первом месте была служба. Он из-за службы оставил семью и из-за службы же не заводит другую. И это еще бы ничего. У нас в России всякие люди бывают и со всякими странностями, и с чудинками. Но все дело в том, что этот генерал, как сам относился к своим обязанностям, такого же отношения к службе требовал от всех подчиненных.

Народные рассказы живописали, как он заморозил намертво трех солдат, которые будучи дневальными плохо выполняли свои обязанности. Одного часового, который допустил его на пост и выпустил из рук свое оружие, а оружие – это что? конечно, автомат с пристегнутым штык-ножом, генерал собственноручно заколол его собственным штык-ножом, другого при аналогичных обстоятельствах застрелил из автомата. И все сходило ему с рук из-за деда-героя. А вот курсанта, который уложил его в сугроб, когда он в одиночку отправился проверять посты, и продержал лежащим в этом сугробе почти сорок минут, генерал наградил медалью и якобы отправил в отпуск.

С каждым новым рассказом количество трупов у легендарного родственника знаменитого Чапая росло и росло, а кровь текла все более полным потоком и требования кровавого инспектора к проверяемым солдатам и курсантам становились все более жесткие.

И этот генерал ехал в нашу часть во главе немилосердной комиссии, которая будет тщательно проверять весь наш уклад и все стороны курсантского существования.

Итак день Х был всем известен, оставалось дождаться часа Y, когда и начнется непосредственная проверка.

За неделю до искомого часа курсантов начали мучить различного рода задачами и вводными. Задачи ставились однообразные, но подвохи каждый раз отличались. Например так, вы часовой, на посту, подходит к вам командир взвода и спрашивает номер личного оружия. Вы называете. Взводный берет ваш автомат. Ваши действия.

– Стою по стойке смирно.

– Неправильно! Вы не имели права допускать постороннего на пост!

Следующая вводная.

– Вы часовой, на посту, подходит к вам ваш сержант и спрашивает номер личного оружия. Вы называете. Сержант берет ваш автомат. Ваши действия.

– Называю номер и стою по стойке смирно.

– Неправильно. Вы не имеете права отдавать кому-либо личное оружие.

И так целыми днями. Подходит день Х и выясняется, что наш бутерброд упал именно маслом в грязь. Другими словами именно мы стоим в карауле, когда приезжает комиссия.

Конец ознакомительного фрагмента.